Трудно было его винить. Сама Рейчел осознала, что поставила крест на своей карьере, лишь несколько недель спустя, а в тот вечер, выпив водки и посмотрев на себя в зеркало, поразилась своему испуганному виду. Страха не было, только ступор. Она тупо глядела поверх бутылок виски в правый угол бара за кассовым аппаратом и видела там женщину, немного похожую на ее мать и немного – на саму Рейчел, женщину, которая была до смерти чем-то устрашена.
Бармен явно не видел телепередачи, во время которой она сорвалась, и говорил с ней так, как уставшие от жизни бармены во всем мире говорят с посетителями, на которых им наплевать. Народу в баре было мало, шутить и расточать улыбки ради копеечных чаевых не имело смысла, и он не делал ни того ни другого. Он читал газету в дальнем конце бара и посылал кому-то сообщения по мобильному. Рейчел проверила свой телефон, но все знакомые затаились в ожидании решения сильных мира сего – наказать ее как следует или отпустить восвояси. Правда, одно сообщение все же пришло, и, еще не нажав кнопку, Рейчел догадалась, от кого оно. Увидев имя Брайана Делакруа, она улыбнулась.
Рейчел, Вас не за что было наказывать. Вы проявили человечность в бесчеловечной обстановке. Вы не заслужили обвинений и увольнения. Вы заслужили какую-нибудь долбаную медаль. Так я думаю. Будьте на связи.
«Кто же ты такой, Брайан Делакруа? – думала она. – Кто ты, странный человек, который почти всегда появляется как нельзя кстати? Знаешь, мне хотелось бы как-нибудь…
Чего именно?
Мне хотелось бы, чтобы ты получил возможность объяснить ту странную встречу около Атенеума. Ведь в тот момент ты был совсем не похож на человека, приславшего это сообщение».
Бармен налил Рейчел еще водки, она решила вернуться домой и, может быть, послать Брайану Делакруа электронное письмо и высказать в нем кое-какие мысли, только что пришедшие в голову. Она сказала бармену, что рассчитывается, и протянула ему кредитку. Но в этот момент ее охватило необыкновенно сильное ощущение дежавю. Нет, не ложное воспоминание: Рейчел была уверена, что это с ней действительно происходило. Она встретилась взглядом с барменом в зеркале и увидела в его глазах недоумение: отчего посетительница так пристально смотрит на него?
«Мы незнакомы, – подумала она. – Но мне знаком этот момент. Это уже было со мной».
И тут она поняла, что не с ней. С ее матерью. Ремейк сцены с участием ее матери, запечатленной на фотографии тридцать один год назад, примерно в таком же баре и при схожем освещении. Она задумчиво смотрела на бутылки, как и Элизабет. Бармен, как и на фотографии, повернулся к кассе и стоял к ней спиной. В зеркале отражались его глаза, в зеркале их взгляды встретились.
«Ищи себя в его глазах», – сказала мать.
«Рейчел в зеркале», – сказал Джереми.
Бармен протянул чек. Рейчел подписала его, добавив чаевые.
Не допив водку, она оставила стакан на стойке и поспешила домой. В спальне она открыла коробку с фотографиями. Снимки, сделанные в баре Ист-Балтимора, лежали сверху, там, где они с Джереми оставили их два года назад. Рейчел проследила за взглядом матери, направленным поверх бутылок виски, в зеркало, – в нем Элизабет увидела то, что придало ее лицу выражение эротической сосредоточенности.
В зеркале виднелось лицо бармена, и он смотрел на Элизабет. Глаза его были бледно-зелеными, почти серыми.
Пройдя с фотографией в ванную, Рейчел приставила снимок сбоку к своей голове и посмотрела в зеркало. Глаза бармена были такими же, как у нее, – тот же цвет, та же форма.
– Вот блин! – произнесла она. – Привет, папочка!
8
Кусок гранита
Рейчел подозревала, что бара давно не существует, но когда она набрала в поисковике «Бар „Мило“, Ист-Балтимор», на экран тут же выскочило множество снимков. Заведение изменилось: в кирпичной стене прорубили три больших окна на улицу, освещение стало мягче, вместо кассового аппарата появился компьютер, табуреты были снабжены спинками и вычурными подлокотниками, вместо вымпела «Балтимор колтс» висел вымпел «Балтимор рэйвенс». Однако на стене висело то же зеркало, и бутылки стояли точно так же, как раньше.
Рейчел позвонила в бар и попросила позвать владельца.
– Ронни слушает, – произнес мужской голос.
Она представилась как репортер Шестого канала, не уточняя, какого именно, и не стала сочинять предлог для будущего интервью. Обычно слово «репортер» либо сразу же распахивало все двери, либо намертво закрывало их. В обоих случаях это избавляло от лишних объяснений и траты времени.
– Ронни, я пытаюсь найти бармена, который работал в «Мило» в семьдесят шестом году. Если списки работавших в баре сохранились, может быть, вы поможете мне?
– Бармен в семьдесят шестом? Наверное, Ли, но надо уточнить у моего отца.
– Ли? – переспросила она, но Ронни уже отошел от телефона.
Несколько минут не было слышно ничего, только вдали, как ей казалось, звучали голоса. Затем послышались приближающиеся шаги, и кто-то взял телефон со стойки.
– Мило у телефона, – прозвучал скрипучий голос, после чего послышался свист воздуха, выдыхаемого через нос.
– Тот самый Мило?
– Да-да. А что вам угодно?
– Я разыскиваю человека, который работал у вас барменом лет тридцать пять назад. Ваш сын сказал, что это был Ли.
– Да, он тогда работал здесь.
– Вы его помните?
– Конечно. Он провел у нас лет двадцать пять, не меньше. Уволился примерно восемь лет назад.
– И он был единственным барменом?
– Не единственным, но главным. Иногда за стойку вставал я, иногда моя жена, иногда старина Гарольд, которому в то время было уже много лет. Это все, что вы хотели знать?
– А вы не подскажете, как мне найти Ли?
– Не могли бы вы объяснить, мисс…
– Чайлдс.
– Мисс Чайлдс, не могли бы вы объяснить, почему вы расспрашиваете меня о Ли?
Никакого предлога в голову не приходило, и она сказала правду:
– Возможно, он был знаком с моей матерью.
– У Ли было много знакомых женщин.
Отважившись, Рейчел выпалила:
– Я подозреваю, что он – мой отец.
Наступило молчание, нарушавшееся лишь шумным носовым дыханием. Это длилось так долго, что Рейчел испугалась, не лишился ли Мило дара речи, и хотела уже окликнуть его, но тут он спросил:
– Сколько вам лет?
– Тридцать три.
– М-да, – медленно проговорил Мило, – в то время он был смазливым проказником. И женщин у него хватало. Десять вроде бы. Даже пенни сверкает, если его недавно выпустили в свет.
И опять ничего, кроме дыхания. Рейчел ждала продолжения, но потом поняла, что его не будет.
– Я хотела бы увидеться с ним, – сказала она. – Если вы согласитесь помочь мне, то, может быть…
– Он умер.
Две холодные руки обхватили ее сердце и сжали его. Ледяная вода ринулась вверх по шее и заполнила череп.
– Умер? – переспросила она громче, чем собиралась.
– Да, лет шесть назад. Перешел в другой бар, в Элктоне. Пару лет поработал там и умер.
– А от чего?
– Сердце.
– Но он же был еще нестарым.
– Года пятьдесят три, пятьдесят четыре. Ну да, молодой еще.
– А каким было его полное имя?
– Мисс, я же не знаю вас. Может, вы хотите доказать его отцовство и предъявить претензии его наследникам. Я в этих вещах не очень разбираюсь. Но главное, я не знаю вас, вот в чем проблема.
– А если бы вы познакомились со мной?
– Тогда другое дело.
Утром она поехала на поезде в Балтимор со станции Бэк-Бэй. На платформе она встретилась взглядом с проходившей мимо девушкой, чьи глаза расширились от неожиданности, когда она узнала Рейчел. Рейчел прошла в самый конец платформы, опустив голову, и остановилась рядом с пожилым джентльменом в сером костюме. Тот одарил ее печальной улыбкой и вернулся к чтению «Блумберг маркетс». То ли его улыбка выражала сочувствие Рейчел, то ли всегда была печальной – трудно сказать.